Мамонтовы

Добрый ангел Абрамцева: Елизавета Григорьевна Мамонтова  и абрамцевский художественный кружок

Многие годы хозяевами подмосковной усадьбы Абрамцево оставались Савва Иванович Мамонтов (1841—1918), известный промышленник и меценат, и его супруга Елизавета Григорьевна (1847—1908). В этот период под их гостеприимным кровом находили приют многие деятели русского искусства. В Абрамцево творили В.А.Серов, В.Д.Поленов, Е.Д.Поленова, В.М.Васнецов, М.А.Врубель, М.В.Нестеров, М.М.Антокольский, И.Е.Репин, В.И.Суриков. Что так влекло художников в этот живописный уголок земли, словно сошедший со страниц старой сказки?

Абрамцево стало своего рода географическим средоточием деятельности мамонтовского художественного кружка (зарождение его относят к началу 1880-х гг.). Н.В.Поленова писала: «Душой и центром его были Савва Иванович, с присущей ему способностью возбуждать и создавать кругом себя творческий энтузиазм, и Елизавета Григорьевна, глубиной и мягкостью своего характера умевшая привлекать сердца людей»[1]. В состав этого неофициального объединения входили творческие люди, привлеченные обаянием величественной фигуры Саввы Мамонтова, его экспрессией и душевной щедростью.

Савву Ивановича отличал талант, невероятно ценный для мецената, отыскивать истинные дарования и в нужный момент поддерживать их, и не только материально. Буквально «фонтанирующий» идеями, Мамонтов умел привлечь к осуществлению своих грандиозных замыслов таких же увлекающихся людей, способных претворить фантазию в красивую действительность.

Однако исследователи абрамцевского кружка и деятельности Саввы Мамонтова порой забывают, что магнит, притягивавший гостей усадьбы, имел два полюса. И если на одном из них был Савва Великолепный, неистощимый источник новых затей, шумный, вспыльчивый, энергичный, то его кипучую натуру уравновешивала и дополняла супруга, Елизавета Григорьевна. Вот как описывает ее в воспоминаниях В.С.Серова, мать художника: «Природа наделила ее сильной волей, твердым умом. Сдержанная, справедливая, всегда владеющая собой, спокойная на вид (только нервное подергивание бровей выдавало ее  душевные бури)...»[2]

Пожалуй, именно это взаимодополнение двух сильных личностей, возможность выбора, и объясняли гармоничность отношений, царивших в пестрой среде кружковцев. Кого-то подталкивал к действию мощный импульс, исходящий от хозяина усадьбы, кто-то искал душевного умиротворения рядом с его супругой.

В работах, посвященных прямо или косвенно Елизавете Мамонтовой, освещаются преимущественно ее деятельность как коллекционера предметов русской старины, благотворительность[3], и, как следствие из вышесказанного, вклад ее в создание абрамцево-кудринской школы резьбы по дереву.

При этом, как мне кажется, упускается из виду существенный момент, достойный более пристального внимания и изучения[4]. А именно: для многих членов абрамцевского кружка большей притягательной силой обладал не Савва, а его тихая, спокойная и уравновешенная супруга. В воспоминаниях художников зачастую можно разглядеть это разделение симпатий. Почему же, в таком случае, роли Елизаветы Григорьевны в деятельности кружка уделяется так мало внимания?

Ответ на этот вопрос простой: как рядом с яркой, сияющей звездой бывает не видно маленьких звездочек, так и масштабность фигуры Саввы Ивановича не сразу позволяет разглядеть в его спутнице жизни равную ему силу. И, тем не менее, а может быть, и поэтому как раз, представляется важным и интересным рассказать об отношениях Елизаветы Григорьевны Мамонтовой и членов художественного кружка.

 «Величайший житейский такт, мудрость жизни, неусыпная мысль к доброму деланию, скромность, простота. Религиозность без ханжества. Христианка в самом живом, деятельном проявлении. Чудная мать, заботливая хозяйка, энергичный, разумный член общества, друг меньшой братии с прекрасной инициативой в области просвещения и прикладных искусств. При всем том обаятельная в обращении с людьми, с привлекательным лицом, тихими, немного прищуренными глазами и несколько печальной, приятной улыбкой, чертами лица правильными, несколько грузинского типа»[5], — так описал Елизавету Григорьевну Михаил Васильевич Нестеров в воспоминаниях.

Родилась наша героиня в семье московского купца-шелкоторговца Григория Григорьевича Сапожникова. Лиза получила хорошее домашнее воспитание, с юных лет ей привили интерес к поэзии, искусству (особенно ее привлекала Италия), она брала уроки музыки и «страстно любила немецких классиков, особенно Бетховена и Шумана»[6]. Во время поездки в Европу семнадцатилетняя Лиза познакомилась с Саввой Мамонтовым, а год спустя  состоялась их свадьба.

Еще несколькими годами позже, в 1870 году, Мамонтовы приобрели у прежней хозяйки, Софьи Сергеевны Аксаковой, подмосковное имение Абрамцево. Так начался новый этап в жизни усадьбы и ее владельцев. Елизавета Григорьевна отдавала благоустройству Абрамцева много сил и энергии. Наталья Васильевна Поленова пишет: ««С 1884 года Елизавета Григорьевна сосредоточила весь интерес своей жизни на абрамцевской деятельности. Там была ее школа, там церковь, отвечающая ее религиозным и художественным запросам, там же, при школе, ею была основана столярная мастерская». Савва Иванович, работая, много времени проводил в Москве, и потому существовало словно две усадьбы: веселое, шумное, оживленное Абрамцево Саввы и спокойное, тихое – Елизаветы Григорьевны.

Михаил Васильевич Нестеров предпочитал навещать обитателей усадьбы в дни, когда Савва Иванович и «его шумная ватага» были в Москве. Он вспоминал: на это время Абрамцево «из шумного, веселящегося становилось серьезным, как бы спешащим наверстать прогульные дни, и работало не покладая рук»[7]. По натуре нелюдимый, даже замкнутый, не разделявший оживленные увлечения других участников мамонтовского кружка, художник искал здесь вдохновения в живописных пейзажах, трудился над этюдами, а иногда заходил просто побеседовать с Елизаветой Григорьевной. Глубоко и искренне верующая натура, она понимала порывы его души, переживания, которые в ту пору испытывал он, работая над циклом картин, посвященных Сергию Радонежскому.

Мнение Елизаветы Мамонтовой было очень важно для Нестерова. Художник с большой признательностью вспоминает, что «Юность преподобного Сергия», полотно, заслужившее самые разнообразные, положительные и отрицательные, отзывы, она оценила как лучшее из его произведений, поставив даже выше «Видения отроку Варфоломею». В тот момент ему был важен любой дружеский жест, любое слово, сказанное в его пользу, а похвала из уст Елизаветы Григорьевны была для него особенно ценна.

«В иные минуты невольной усталости и ослабления духа»[8] обращался к Елизавете Григорьевне и Виктор Михайлович Васнецов. В письмах он сетует на свою необщительность и радуется тому, что сохранил связь со старыми друзьями, особенно с хозяйкой Абрамцева, которая дарит ему утешение, когда он сам теряет веру в себя. Особенно это видно в переписке 1889 года, когда на Васнецова была возложена роспись Владимирского собора в Киеве. В этот период, работая большей частью над религиозными сюжетами, он многое пытался осмыслить, много размышлял над трактовками образов, часто сомневался и разочаровывался. Свои терзания он описывает Елизавете Григорьевне, с ней советуется, когда пишет Лик Христа. В свою очередь, та отвечает ему проникновенными, мудрыми письмами, в которых называет его труд «путем к свету».

Она всегда живо интересовалась творчеством близких ей людей. В 1889 году приезжала в Киев, чтобы своими глазами увидеть то, о чем читала в корреспонденциях. Когда же у Елизаветы Григорьевны не было такой возможности, Васнецов всегда старался передать ей фотографии своих работ и узнать ее мнение.

Особенно трепетно относился к супруге Саввы Мамонтова Илья Семенович Остроухов. Впервые он появился в Абрамцево еще совсем молодым и очень застенчивым начинающим художником. Тогда в нем еще не было того «налета респектабельности», за который его впоследствии многие недолюбливали. Нескладной внешности молодой человек, прекрасно образованный, начитанный, знавший несколько иностранных языков, вызывал всеобщую симпатию. Из всего семейства Мамонтовых он, однако, теснее всего сошелся с Елизаветой Григорьевной. Остроухов разделял многие ее интересы и пристрастия, кроме того, в обществе этой женщины он мог чувствовать себя свободно. В один год, загоревшись идеей прочитать в оригинале Данте, они вместе брали уроки итальянского языка. Но главным, что их объединяло, была музыка. Елизавета Григорьевна в юности брала уроки у Клары Шуман-Вик, и, выйдя замуж, не оставила любимого занятия. Сын Мамонтовых, Всеволод Саввич, вспоминал: «С ней, преодолевая свою конфузливость, он [Остроухов]  любил поиграть в четыре руки на фортепьяно. В этом своем часто повторяемом занятии они придерживались исключительно классической музыки, и у меня в памяти особенно крепко сохранился в их исполнении септет Бетховена. Но стоило во время их игры появиться в той же комнате кому-либо из малознакомых, как Илья Семенович моментально опускал руки и, не сдаваясь ни на какие увещевания и просьбы, решительно прекращал свое любимое занятие»[9].

Но деятельная натура Е.Г.Мамонтовой не могла довольствоваться одним музицированием и изучением языков. Имея возможности для благотворительной деятельности, она посвящала ей все свое время и силы. Кроме того, во многом обязан ей нынешний музей Абрамцево: в первую очередь ее усилиями до нас дошли многие вещи еще «аксаковского» периода. Надо заметить, что Елизавета Григорьевна вообще обладала неким «чувством истории». Она остро ощущала историческую и художественную ценность не только наследия прошлого, но и происходящего вокруг нее. Так, только благодаря ее внимательности к таким мелочам до нас дошли некоторые уникальные этюды, наброски Серова, Репина, Сурикова, Коровина.

А потому нет ничего удивительного в том, коллекцию предметов русской старины, собранную Елизаветой Григорьевной, и учрежденную ею столярно-резчицкую мастерскую называют в числе главных достижений ее. Коллекция послужила образцом для подобных собраний В.Д.Поленова, И.С.Остроухов и других. Мастерская же стала делом жизни и источником вдохновения для талантливой художницы и иллюстратора Елены Дмитриевны Поленовой.

История эта началась еще в 1881 году, когда В.Д.Поленов и И.Е.Репин принесли с прогулки резную деталь украшения крестьянского дома, которая и стала первым экземпляром коллекции. Елизавета Григорьевна, страстный любитель русской старины, стремилась не допустить, чтобы фабричное производство полностью вытеснило народные промыслы, и созданная в 1876 году столярная мастерская должна был послужить этой цели. «Намеченное ею дело было трудное, но одним из отличительных свойств Елизаветы Григорьевны было умение привлекать к себе помощников и вдохновлять их на общую работу»[10], — писала Н.В.Поленова. Помощники и в самом деле нашлись, и главным из них стала сестра художника В.Д.Поленова, Елена Дмитриевна. На основе собрания, постоянно пополняющегося за счет «экспедиций» и заказов крестьянкам окрестных деревень, Поленова разрабатывала новые эскизы резной мебели, утвари, а в мастерской их воплощали в жизнь. Общее дело, захватившее обеих женщин, чрезвычайно сблизило их. Поначалу Елена Дмитриевна «дичилась», но постепенно увлеченность Елизаветы Григорьевны передалась и ей. В нынешнем музее Абрамцево хранятся изящные резные шкапчики, стулья, шкатулки, выполненные по рисункам Поленовой.

Мастерская была не единственным направлением совместной деятельности Мамонтовой и Поленовой. Интерес к народной культуре обратил их взоры и к фольклору. Так однажды возникла идея издать серию красочно иллюстрированных книжек – житий святых, сказок. Забегая вперед, заметим: осуществить задуманное полностью не получилось, но некоторые из них («Маша и Ваня», «Сынко Филипко», «Война грибов») все-таки увидели свет. Поленова с жаром взялась за дело, для подготовки иллюстраций не только изучала образцы народного творчества, но и искала вдохновения во всем, что ее окружало. Природа Абрамцева, словно пропитанная сказочным духом, как нельзя более располагала к тому. «Елизавета Григорьевна с детьми жила этим фантастическим творчеством Елены Дмитриевны и помогала ей находить в таинственной чаще леса подходящих по своей осанке натурщиков-грибов, с которых Елена Дмитриевна на месте делала акварельные наброски»[11], — пишет Н.В.Поленова о сказке «Война грибов». И в самом деле, каждый гриб в ней имеет свой характер: изящные и чуть жеманные белянки-дворянки, осанистые рыжики – богаты мужики, забавные благодушные волнушки-старушки, бравые грузди.

И все же лучше и привольнее всего в этом сказочном мирке, так вдохновенно создаваемом увлеченными взрослыми, жилось детям – «малой братии», как их называли обитатели Абрамцева. У четы Мамонтовых было трое сыновей и две дочери, но летом в усадьбе всегда жили еще дети друзей и знакомых, и Елизавета Григорьевна на это время становилась их «общей мамой». Родители, вместе с Саввой Ивановичем то уезжавшие в Москву, то вновь возвращавшиеся, смело оставляли младшее поколение на попечение Елизаветы Григорьевны и Елены Дмитриевны, проводивших в Абрамцево почти все время. И наверное, ничего удивительного нет в том, что много лет спустя уже выросшие дети так тепло и охотно вспоминали дни, проведенные в усадьбе.

Здесь выдумывали игры – масштабные и захватывающие настолько, что в них с большим энтузиазмом принимали участие и взрослые. Ставили спектакли, и дети чувствовали себя «на равных с остальными»: сочиняли сценарии, распределяли роли, репетировали, выступали. По вечерам Елизавета Григорьевна читала вслух. В такую необыкновенную обстановку посчастливилось в детстве попасть будущему известному художнику Валентину Серову.

Его привезла сюда мать, Валентина Семеновна Серова, женщина властная и целеустремленная. Она страстно любила своего сына, но постоянно находилась в разъездах и не могла каждый раз брать его с собой. Так и получилось, что в одно лето у абрамцевской «малой братии» появился новый товарищ в играх, сразу же почему-то прозванный «Антоном». В усадьбе Серов скоро стал одним из предводителей в мальчишеских забавах, быстро сошелся со всеми детьми, с неистощимой фантазией выдумывал новые развлечения и шалости. Всеволод Мамонтов вспоминает: «…Серов, попавший к нам в семью почти ребенком, всю жизнь был для нас как родной. …У меня осталось чувство, будто он постоянно проживал у нас»[12].

За время, что Серов провел в Абрамцево, Елизавета Григорьевна успела стать ему «второй мамой». В письме от 1887 года к своей невесте, О.Ф.Трубниковой, он признается: «Ты ведь знаешь, как люблю я Елизавету Григорьевну, то есть влюблен в нее, ну как можно быть влюбленным в мать. Право, у меня две матери»[13]. Валентина Семеновна Серова в написанной ею биографии сына посвящает много теплых строк Е.Г.Мамонтовой, отдавая дань ее чуткости, умению «без нажима» расположить к себе.

Ниточка, связывавшая Серова и Елизавету Григорьевну, сохранялась многие годы, и духовное родство, близость, установившиеся между ними, помогала им обоим в трудную минуту.

Пожалуй, то же можно сказать и о многих других художниках абрамцевского кружка. То, что начиналось как крепкая дружба, со временем перерастало в нечто большее. Даже когда художественный кружок как таковой, по сути, прекратил свое существование (1899), связь не была утрачена: продолжалось общение, и порой, невзирая на расстояние, отделявшее их от адресата, художники рассказывали о своих горестях и невзгодах в письмах Елизавете Григорьевне, зная, что обязательно получат ответ, а с ним – утешение, поддержку, участие.

Абрамцевский кружок, детище Саввы Мамонтова, не канул в Лету и до сих пор привлекает внимание исследователей как культурный феномен. Наследие его богато, разнообразно и не ограничивается одной лишь сферой изобразительного искусства. Но Елизавете Григорьевне удалось не меньшее. Если Савва Иванович создал кружок и долгое время был главной движущей силой его, то Елизавета Григорьевна воспитала «абрамцевскую семью», которая, возможно, оказалась более прочным образованием и принесла серьезные плоды. Она стала центром этой семьи, ее добрым ангелом, в общении с которым черпали силу и утешение художники. И члены этой семьи были связаны узами, более крепкими, может быть, чем даже узы совместного творчества, — узами духовного родства.

Полина Малашина, историк.

Данная статья была опубликована в журнале «Художественная жизнь старой Москвы»[i].

 

[1] Поленова Н.В. Абрамцево. Абрамцево, 2006. С. 16.

[2] Серова В.С.  Как рос мой сын. Л., 1968. С. 82.

[3] Так, например, по инициативе Е.Г.Мамонтовой в Абрамцево были построены школа и больница для крестьян, столярная мастерская, в заботе о сохранении народных ремесел она скупала у местных жителей их изделия.

[4] Нельзя утверждать, однако, что вопрос  этот совершенно остался без внимания исследователей. Существует, например, статья, в которой тема взаимоотношения Е.Г.Мамонтовой и абрамцевского кружка намечена, но, к сожалению, практически не раскрыта: Галямичева А.А. Семья Мамонтовых в творчестве художников «Абрамцевского кружка» // Материалы IV Международных Стахеевских чтений. Т.2. Елабуга, 2009. С. 7-15.

[5] Нестеров М.В. Давние дни. (Воспоминания, очерки, письма). Уфа, 1986. С. 444.

[6] Фролов А.И. Е.Г.Мамонтова и музей народного искусства в Абрамцеве // Серпуховский историко-художественный музей. Материалы юбилейной научно-практической конференции (Серпухов, 12-14 февраля 1996 г.). Серпухов, 1996. С. 36.

[7] Нестеров М.Н. Указ. соч. С. 146.

[8] Васнецов В.М. Письма. Дневники. Воспоминания. Суждения современников. М, 1987. С. 80.

[9] Мамонтов В.С. Воспоминания о русских художниках. Абрамцевский художественный кружок. Абрамцево, 2006. С. 38.

[10] Поленова Н.В. Указ. соч. С. 26.

[11] Там же. С. 38.

[12] Мамонтов В.С. Указ. соч. С. 44.

[13] Васнецов В.М. Указ.соч. С. 205.

[i] Художественная жизнь старой Москвы[i]. Сборник статей. – М.: ОАО «Центральное издательство «Воздушный транспорт», 2012. С. 18-28